Дань памяти и жизни
«О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды».
Это известное древнегреческое изречение, употребляемое чаще без концовки, с одной стороны, предопределяет панегирический тон всех посмертных «мраморных» упоминаний о человеке, с другой – априори вселяет в нас сомнение в их достоверности. К тому же, по сложившейся традиции хвалебные или просто добрые слова о человеке говорят «по случаю» – юбилейная дата, годовщина смерти… Иными словами, память привязывают к формальным поводам, которые ещё больше отдаляют от нас живой образ человека. Между тем родные и близкие помнят ушедших живыми – в реальных жизненных ситуациях, искренними и заботливыми, думающими и страдающими, с озабоченностью в сердце и доброй улыбкой на лице. Такими, какими они были в жизни. И хочется таким же «неушедшим» воссоздать в памяти светлый образ Владимира Карповича Айрапетяна.
Внешне его жизненный путь не был богат на из ряда вон выходящие события: школа, университет, аспирантура, многолетняя педагогическая деятельность, но всё это было пронизано неиссякаемым трудолюбием, жизнеутверждающей целеустремлённостью, бескомпромиссным подвижничеством и ярко выраженным личностным началом. Не случайно спустя многие годы его вспоминали те, кто учился с ним в одной школе, ну, а дружбу – трепетную мужскую дружбу – с однокашниками, первыми выпускниками факультета международных отношений ЕГУ, он пронёс через всю жизнь.
Сейчас мы часто и, к сожалению, не без оснований говорим о кризисе университетского образования, одну из его причин видя в пропасти, которая отделила учебный процесс в вузах от реальной науки, практических исследований. Думается, что когда после окончания аспирантуры Института экономики АН СССР и защиты в 1955 году кандидатской диссертации Владимир Карпович с открытым забралом принялся «сеять разумное, доброе, вечное» в Ереванском, некогда педагогическом институте, а позже лингвистическом университете им. В.Я Брюсова, он, как и многие его ровесники-современники, на много десятилетий вперёд собственным примером предложил модель решения этой дилеммы: оставаясь на переднем крае науки, заражать студентов жаждой познания, развивать их личностный потенциал, прививать им навыки научного исследования. О своей этой раз и навсегда сознательно выбранной миссии Владимир Карпович не забывал ни в студенческой аудитории, ни на посту заведующего кафедрой, а позже и проректора по учебной части пединститута им. В.Я.Брюсова.
Педагогическая деятельность для Владимира Карповича никогда не была рутинным «вхождением в аудиторию» с последующим выставлением оценок за вызубренные лекции. По окончании курса его студенты «держали экзамен», и это был экзамен на умение критически мыслить и логически сопоставлять теоретические выкладки и экономические реалии. Студенты по-настоящему дорожили своим успехом на этом экзамене, если же не удавалось одолеть предложенную высокую планку с первого раза, не держали на него зла, потому что в обоих случаях его требовательность сочеталась с неизменной объективностью и доброжелательностью.
Он никогда не изменял и науке, причём не только в смысле постоянного интереса к новым идеям и подходам в теоретической и прикладной экономике, его подходы к которой всегда были чужды излишней идеологизации: и тогда, когда она рассматривалась как «составная часть» марксизма, и тогда, когда восторжествовали идеи рыночного либерализма. Непререкаемой ценностью для него была научная истина, погрешить против которой его не могли заставить ни учёные советы разных мастей, ни партийные реляции, ни голословные лозунги. Мало кто помнит сейчас о том, что разногласия вокруг выдвинутой им идеи экономической рентабельности так называемой «индустрии мусора» (промышленной переработки бытовых и не только отходов) чуть не стоили ему докторской степени: ведь было это на заре 80-х, когда даже на «загнивающем» Западе до бума утилизации и рециклизации было ещё далеко, а в Советском Союзе её и вовсе расценили как авантюризм сродни остапбендеровским «рогам и копытам». Им было написано более сорока научных статей. Вроде не так много, но среди них нет ни одной «под копирку». Но главное, конечно, их научное качество: ещё до развала Советского Союза он развивал идеи взвешенной инвестиционной политики, разрабатывал модели прибыльного использования торгового капитала, т.е. прозорливо предсказал те задачи, которые совсем скоро пришлось решать суверенной Армении.
Он так и не нашёл себя в постсоветскую эпоху: может, возраст уже был не тот, но скорее, он просто не принял, нет, не новых идей (многие из них были ему не только близки, но и он сам отстаивал их вопреки официозу), а безоглядной ревизии ценностной основы и развала институциональной системы нашего, ставшего независимым государства. Но он продолжал «держать руку на пульсе» и оставался учёным-экономистом в своих теперь уже газетных статьях. Да, они эмоциональны, какими и должны быть публицистические статьи; чего стоит один только призыв «объявить непримиримую войну» и «мобилизовать все силы» на борьбу против «всех этих язв». Да, в них доминирует неподдельная озабоченность гражданина и патриота без, по его словам, «самодовольства и нигилистического отношения к другим». Но в них нет ни одного невзвешенного утверждения и утопического предложения по решению самых насущных проблем в области социальной политики, образования, т.е. тех проблем, которые непосредственно сопряжены с интересами главного, по его мнению, капитала Армении – людей.
Он оперирует не просто фактами, а неумолимыми цифрами, которые уже тогда, на момент, к примеру, появления в 2010 году в газете «Новое время» статьи «Главное, что нужно Армении, – люди», были более, чем настораживающими, а сейчас, возросши в разы, «вопиют», о катастрофической ситуации, в частности, с демографией страны. Не знаешь, радоваться или печалиться, что «случай», о котором говорилось в начале статьи, а это именно юбилей – 27 сентября Владимиру Карповичу исполнилось бы 90 лет, по времени почти совпал с VI форумом «Армения-Диаспора», на котором, хочется верить, всерьёз обсуждались и демографическая повестка, и вопрос взаимоотношений «Армения-Диаспора» (как писал Владимир Карпович, вопрос «о разумном использовании армянства, в первую очередь на родине»). Правда, случилось это, увы, спустя семь лет после его газетного выступления, когда его уже почти 3 года нет с нами рядом. Однако когда бы ни состоялось истинное процветание Армении, в которое он свято верил и для которого не жалел сил, оно станет лучшей данью его памяти и жизни.
