Гор Нахапетян: «Это вредительство-отнести плюшевого медведя в детский дом». forbes.ru

В интервью Forbes Woman бизнесмен рассказывает, как вместе с банкиром Яном Яновским и юристом Дмитрием Ямпольским создал фонд «Друзья», чтобы изменить всю систему благотворительности в России.

«Друзья» заточены на решение бизнес-задач – фонд помогает другим благотворительным организациям выстраивать эффективные бизнес-процессы. Одна из его самых необычных программ – проект «Команда профессионалов», который позволяет привлечь профессионалов на работу в НКО и платить им зарплату. Фонд также проводит профессиональные семинары для сотрудников НКО, где выступают известные в бизнес-среде эксперты. По словам директора фонда друзья Оксаны Разумовой, «фонд не выходит на поле массового фандрайзинга и привлекает средства на свою деятельность и проекты самостоятельно». Операционной деятельностью в фонде занимаются три человека.
Для Нахапетяна, Яновского и Ямпольского «Друзья» стали естественным продолжением их благотворительной активности в течение долгих лет: все они помогали финансово и экспертно самым разным организациям, в том числе фонду «Вера» и фонду Константина Хабенского. Сейчас, помимо этих двух институций, у «Друзей» 10 подопечных фондов, среди них – «Обнаженные сердца», «Выход», «Линия жизни», «Старость в радость», «Детские сердца» и др. В чем принципиальное отличие «Друзей» от других филантропических организаций, Гор Нахапетян объяснил Forbes Woman.

— Зачем вы с друзьями решили открыть свой фонд?

— Каждый из нас занимался благотворительной деятельностью в своем направлении, но неформально. Мы говорили о профессионализме, но сами не были в этом вопросе последовательны. Чтобы не возникло двойных стандартов, чтобы не быть сапожниками без сапог, мы создали фонд, институцию, которая могла бы в дальнейшем существовать и без нас.
Вместе [с Дмитрием и Яном прежде] мы не работали, но пересекались на конференциях, общих встречах. В какой-то момент поняли, что разделяем общую идеологию.

— Как получилось, что человек из банковской индустрии системно занимается благотворительностью?

— Все с детства. В каждом человеке с детства всё заложено папой, мамой. Я жил в среде, в которой все друг другу помогали. Для меня это что-то естественное.

— Не у всех было такое прекрасное детство. Иногда бывает, что человек, состоявшийся в жизни, решает стать филантропом в какой-то момент. Как можно создать этот момент?

— Своим примером. Многие люди, которые не имеют собственного «я», начинают сравнивать себя с другими. Когда Билл Гейтс говорит «поехали!» и отдает все свои деньги на благотворительность, создает тренд, другой человек говорит: «Я тоже так хочу». Поэтому важно говорить об этом и помогать открыто, чтобы все вокруг хотели бы быть такими же как вы, брали с вас пример. Многим нужен такой пример! «Все начали носить бабочки, а я в галстуке, все помогают, а я нет, чувствую себя неудобно». Если 10% людей верят во что-то, все остальные начинают верить в тоже самое. Поэтому нам нужны люди, которые транслирует свое участие в благотворительной деятельности, говорят об этом, и тогда это становится нормой, внедряется в культуру. Не норма, если ты этим не занимаешься.

— Но в России многие до сих пор помогают анонимно, в том числе бизнесмены. С чем это связано?

Хороший вопрос, почему… у всех есть свои причины. Есть некий миф, что благотворительностью надо заниматься тихо, кто-то разделяет эту позицию. Кто-то боится, что на него посыплются десятки запросов. Может быть, кто-то просто не не хочет быть публичным.

— Какие типичные проблемы в этой сфере?

— Типичная проблема – это помочь ребенку, а не поменять систему. Это понимание проблемы, но отсутствие стратегии. Некоммерческий сектор хаотичен, структурирован лишь частями. Многие фонды занимаются одним и тем же, при этом я не вижу сделок по слиянию и поглощению в этой сфере. Как и в любом бизнесе: если две компании топчутся на одной поляне, объединившись, они могут увеличить эту поляну в два с половиной раза. А так они просто конкурируют. Может быть, один фонд сильнее в фандрайзинге, а другой – в своих программах, почему бы их друг с другом не подружить? Некоторые фонды развивают совместные программы, и это уже шаг к объединению: фонд «Вера» и «Подари жизнь» сделали детский хоспис. В этой синергии многое рождается.

— Какие главные ошибки и достижения в благотворительности?

— Не знаю, можно ли это назвать ошибкой… Но хочется, чтобы, как сказано в одной пословице, «прилив поднял все лодки». Сегодня у фондов нет общей цели, на которую работали ли бы все. Если мы говорим, что в России участвует в благотворительности только 9% населения, почему бы не поставить общую цель поднять эту цифру хотя бы до 11%? Что мы делаем вместе, чтобы повысить доверие к индустрии? Давайте скинемся по рублю и условно сделаем социальную рекламу «доверяйте фондам, не доверяйте попрошайкам на улицах». Нет системной, общей борьбы с мошенничеством.

— А достижения?

— В Советской России благотворительности не было вообще, потому что эту работу делало государство. То, как мы развиваемся сейчас – это неплохой темп. Мы как индустрия состоялись, она есть, с ней считаются.

— Какие ваши идеи, которые вы использовали в благотворительности, были самыми удачными/эффективными?

— Сложно сказать. Идея самого фонда «Друзья», на мой взгляд, эффективна. Большая удача была встретить правильных людей, которые пришли работать в фонд. Креативные аукционы, отдельные благотворительные акции – это не системно, а вот люди – это системная вещь: они приходят в индустрию, обучают других, служат примером успеха и повышают доверие к профессии.

— Расскажите про программу «Команда профессионалов». Как появилась идея, много ли людей, готовых работать в НКО?

— Идея появилась еще во времена «Тройки Диалог». У нас в компании работал благотворительный комитет, и любой сотрудник компании мог давать деньги фондам, которые были утверждены этим комитетом. Тогда мы привели в ряд фондов топ-менеджеров из бизнеса и оплачивали их работу. После продажи «Тройки» эта благотворительная инициатива осталась в воздухе. Какой-то период времени Рубен [Варданян, основатель «Тройки диалог»] и я оплачивали услуги этих сотрудников из личных денег, потом Рубен создал компанию, инфраструктуру благотворительности PhilIn, мы с ними сейчас активно с ними сотрудничаем, остался я один. Здесь и пришла идея объединить усилия. Спасибо Яну и Диме, что поддержали. Идея простая – труд профессионалов в отрасли должен получать рыночную оценку.

Когда человеку надоела корпоративная жизнь, он хочет сделать мир лучше, но при этом не готов менять свой стиль жизни, мы готовы компенсировать эту подушку безопасности. Профессиональному менеджеру будет легче общаться с донорами, потому что доноры отказывают не по причине того, что не хотят помочь, а потому что они не видят профессионалов, win-win стратегии, когда человек приходит не с таким посылом: «у вас так много денег, что вам жалко отдать больному ребенку?», а когда люди предлагают стратегию, в которой обе стороны выигрывают. И этот разговор той и другой стороны на одном языке очень важен для отрасли, чтобы она становилась профессиональной. Я не хочу, чтобы люди жертвовали. У английского «donate» и «charity» немного другая коннотация. Я не хочу себя приносить в жертву. А у нас это пожертвование, и это продолжается постоянно, ходьба с протянутой рукой. Это касается не только лечения детей, но и спонсорства выставок, создания эндаумент-фондов. Важно заинтересовать донора. Чтобы ему было интересно инвестировать свои деньги в благотворительность.

Я плохо отношусь к тому, когда люди говорят: «благотворительность – это мое личное дело: я дал денег и не хочу, чтобы кто-то об этом знал». Это в корне неправильно. Надо своим личным примером показывать, что ты это делаешь, чтобы за тобой шли другие люди. Потому что если ты там в секрете кому-то что-то отдал, – это аналогично тому, как в форточку в машине юродивому кинул 10 рублей. Карму почистил и поехал дальше спокойно. Для меня это вредительство – отнести плюшевого медведя в детский дом, который завален этими медведями. Ты не берешь на себя ответственность, ты от нее уходишь. Я оцениваю инвестиции не только деньгами, но и временем, профессиональным временем, которое люди тратят на помощь фондам.

— Что мотивирует профессионалов переходить из бизнеса в социальную сферу?

Во-первых, это интерес поменять мир в лучшую сторону, найти для себя новые смыслы в жизни и получить признание, и, может быть, потребность чувствовать свою полезность, не толочь воду в ступе, а видеть реальные результаты своей работы. И, конечно, профессионал должен понимать, что сможет перейти работать в благотворительность, пусть не на тот же финансовый уровень, но и без больших потерь.

— Много ли людей готовы работать pro bono? Есть ли какая-то статистика на этот счет?

— Немало людей, принимающих эмоциональное решение подарить свое время: забор покрасить или написать бизнес-стратегию фонда, но мало, кто хочет работать про боно на постоянной основе. В основном это случается, когда люди свою внутреннюю миссию начинают ассоциировать с миссией проекта. Тогда они готовы регулярно тратить время на проект, с которым их сердце бьется в унисон.

— Как вы оцениваете профессиональный уровень людей, которые работают в некоммерческом секторе? В чем их особенности, слабые/сильные стороны?

Провокационный вопрос. Как я могу говорить обо всех? Но вот есть цифры, официальные, например, в России зарегистрировано более 6 000 фондов. И давайте спросим, сколько человек из топ-менеджмента этой индустрии – а это большая индустрия – вы знаете по именам? Где герои этой индустрии? Вот ресторанная индустрия – и вы называете десяток имен, IT – сектор, банки… Индустрии не хватает имен-брендов управляющих менеджеров. Люди дают деньги людям или брендам. У нас на вопрос без подсказки «назовите благотворительный фонд, известный вам», называют пять-шесть фондов и дальше «что-то про добро». Бренд «Фонд Чулпан Хаматовой» долгое время находился на первом месте, хотя Чулпан в нем является попечителем, и официально фонд ее имени в названии не носит. Только благодаря профессиональной работе менеджмента бренд «Подари жизнь» стал сильнее, чем «Фонд Чулпан Хаматовой».

— Какие бизнес-практики стоит внедрить в благотворительность? И чему благотворительность учит бизнес?

— Благотворительность учит бизнес быть неравнодушным: к своим сотрудникам, формируя корпоративную культуру, или к обществу, в котором ты работаешь и живешь и продаешь свой продукт или сервис. Бездушные организации долго не живут. Бизнес в свою очередь учит благотворительность бизнес-процессам, стратегическому длинному планированию, выстраиванию отношений с клиентом и т.д. Бизнес учит зарабатывать, а не находиться в позиции просящего.

— Чего не хватает российской благотворительности? Какие общемировые тренды развития благотворительности?

— Диджитализация. Расстояние между фондом и донором сократилось до одного клика. Этим надо пользоваться. Фонды не знают обо всех инструментах. Кроме того, российская благотворительная индустрия двигается быстро, но ей не хватает времени, не хватает десятков успешных историй. Еще нет географии. Нет масштаба – мы довольно равнодушны к тому, что происходит за пределами нашей страны: если в Италии происходит землетрясение, мы не встаем и не бежим и не собираем деньги в помощь жертвам этого землетрясения. Но при этом мы ждем помощи от них. Это вопрос культуры.

— Готово ли наше общество допустить, что тратить деньги на уставную деятельность фонда – это нормально и даже более эффективно?

— Просто не все до конца понимают, что такое уставная деятельность. Уставная деятельность – это в том числе зарплата сотрудников НКО, их развитие, офис – обычно собирать деньги на это, сложнее, чем, например, на помощь конкретному ребенку. Людям кажется, что они делают что-то конкретное, когда жертвуют адресно, не понимая, что организация, которую они бы могли поддержать, готова решить проблему этого ребенка и других детей системно.

Это уровень доверия. Доверие к индустрии на низком уровне. Я тебе доверяю, как человеку, но не доверяю, как профессионалу. В основном это и происходит в благотворительной области, где работают реально очень хорошие люди, но общество не доверяет индустрии, чтобы давать на уставную деятельность.
Общество дает свои деньги даже не столько фондам. Несколько лет назад экспертным путем посчитали, что 8% населения переводят порядка 4% своего среднего дохода, так 50-60 млрд рублей тратятся на благотворительность. Так вот, через фонды проходило менее 10% этих денег. Это недоверие к индустрии. Лучше я пойду сам помогу, или дайте мне больного ребенка, я сам оплачу ему операцию. А не обращусь к индустрии, которая может проблему решить. Не одного ребенка отправить в Германию на операцию, а привести из Германии возможность лечить десятки детей в России.

— Как заслужить доверие?

— Профессионализм – это путь к доверию. Профессиональная коммуникация, профессиональные отчеты. Профессиональная мотивация и признание людей, которые что-то делают. Дальше, когда доверие возникает, тебе дают деньги и на уставную деятельность. Тебе просто дают деньги, потому что доверяют твоему бренду. Это законы создания любой индустрии, они одинаковы как для бизнеса, так и для некоммерческого сектора. Доверие является центральным механизмом и появляется от работы профессионалов. Любой рынок так устроен.